Громадная лужа около трактира за прошедшую ночь никуда не пропала, так же как и лежащая в ней свинья. Когда Шах с трактирщиком проходили мимо нее, хавронья приоткрыла один глаз и попыталась радостно хрюкнуть, но сумела извлечь из себя только “буль-буль”, после чего снова заснула. Зато устилавших крыльцо поверженных уже успели убрать. На их месте стоял молодой древесный гном и озадаченно переводил взгляд с лежавшей посреди улицы двери на пустующий проем.
– Когда чинить-то начнете? – осведомился Тромб, проходя мимо.
– Эк, прикинуть, однако, эк, надо! – отозвался гном. – А не то, эк, ежели его, эк, не прикинуть, так оно потом, кряк, и обратно укнет.
– Ну-ну, – скептически заметил Тромб и вошел внутрь.
Шах поднялся на крыльцо следом за Тромбом и замер на пороге, пораженный открывшимся видом.
Внутри “Чертова печенка” изменилась почти до неузнаваемости. Во-первых, поскольку отмыть пол представлялось практически невозможным, гномы просто отодрали тонкие досочки верхнего настила, обнажив при этом массивные, великолепно выструганные доски настоящего пола – без единого пятнышка. Также ни единого пятнышка не было на двух запасных столах, которые Тромб извлек из сарая, тогда как старые столы были изрезаны посетителями практически насквозь.
Вообще из всей прежней мебели в трактире остался только самый большой обломок прежней стойки, который Тромб оставил до тех пор, пока не будет сколочена новая, да кусок одного из столов, изображением на котором Тромб особенно дорожил. На этой доске с большим мастерством и фантазией были изображены человек и эльфка, занимающиеся тем, за что в подавляющем большинстве человеческих и эльфийских королевств карали по-разному, но всегда долго и мучительно. Впрочем, большое количество караемых наводило на мысль о еще большем количестве оставшихся неизвестными закону, и проблема полуэльфов по-прежнему оставалась одной из самых животрепещущих.
При первом же взгляде на этот шедевр настольного искусства Шах покраснел до кончиков ногтей.
– Садись за стол, – скомандовал Тромб. – Сейчас будет еда.
Не отрывая глаз от пола, Шах доплелся до стола и старательно уставился в пустую тарелку перед собой. Он даже не решился поинтересоваться у трактирщика, чем, собственно, тот собирается его кормить.
Запах, внезапно долетевший до его ноздрей, был неимоверно, непередаваемо вкусен. Ноги Шаха сами по себе выбросили его из-за стола навстречу дымящейся миске.
– Ч-что это?
Трактирщик расплылся в довольной улыбке:
– Гномий гуляш.
Гномий гуляш! Эти два слова отдаются воистину божественной музыкой в ушах любого, кому хоть раз в жизни доводилось покидать сень родного дома больше чем на день. Гномий гуляш! Любой путешественник даже на краю могилы безошибочно узнает запах настоящего гномьего грибного гуляша с клецками. И чего стоят перед ним все эфирные торты эльфийских кондитеров? Они не согреют в холодную мокрую ночь и не насытят после недели голодного пути. Гномий грибной гуляш с клецками это… у-у-у!
Старый Тромб, на памяти которого было немало ужасных дней, когда кусок сухого пайка, наскоро сотворенного полковым магом из песка, казался ему съедобной пищей, обзаведясь собственным трактиром, приложил немало усилий к тому, чтобы в нем можно было нормально поесть.
Сейчас он с превеликим удовлетворением наблюдал, как Шах с головой ушел в облако вкуснотейшего пара, поднимающегося из миски. Из облака донесся дробный перестук ложки о миску. Спустя всего две минуты на столе перед Шахом стояла до блеска вылизанная миска, а сам Шах слегка помутневшими глазами сосредоточенно разглядывал потолок.
Из этой послеобеденной нирваны его вывел голос трактирщика:
– И что ты теперь собираешься делать?
– Выспаться, – отозвался Шах, все еще пребывая в уютно-теплой дреме.
– А потом?
Шах перестал разглядывать потолок и перевел взгляд на трактирщика.
– Не знаю, – признался он. – Наверно, пойду и попытаюсь совершить подвиг.
Услышав эти слова, Тромб на всякий случай ухватился за стойку. Никогда за всю известную ему историю Запустенья ни один герой, пребывающий в том состоянии, которое соответствует здравому уму и твердой памяти у обычных людей, не употреблял выражения типа “попробую” или “попытаюсь” в связи с предстоящим ему подвигом. Даже в самых рискованных и невероятных ситуациях вроде штурма Башни Черного Холма Хайриком Полуэльфом всего с тремя спутниками (о сопровождавшем его пятитысячном войске гномов история предпочла забыть) все участники были абсолютно уверены, что у них ВСЕ получится.
Тромб старательно протер свой магический глаз, посмотрел на парнишку и, не увидев абсолютно ничего, пришел к выводу, что паренек в самое ближайшее время станет величайшим героем – если, конечно, каким-нибудь невероятным чудом останется живым.
– А как ты совершил свой первый подвиг? – поинтересовался он.
– Я ведь говорил, что не помню.
– А ты постарайся, – не отставал трактирщик. – Попробуй припомнить, что было перед тем, как ты его совершил.
В этот момент в голову Шаха пришла мысль. Она была невероятной, нелогичной и вообще идиотской, но это была единственная мысль, до которой Шах сумел додуматься, и он ухватился за нее, как за проплывающее бревно.
– Господин трактирщик… – начал он.
– Тромб. Для тебя, малыш, просто Тромб.
– Господин Тромб, не могли бы вы дать мне кувшин самого крепкого напитка, какой только есть в вашем трактире?
– Ты уверен, малыш? – озабоченно переспросил трактирщик. – Напиться в доску – это не лучший способ подготовиться к смертельной битве.